Как и для чего в России фабрикуют уголовные дела

«Был бы человек, а статья найдется» – авторство этой фразы приписывают и Сталину, и Берии, и прокурору Вышинскому. Но и современные представители правоохранительных органов ею не брезгуют.

Адвокат Артур Прель: Семейная пара – Юрий и Александра Полыван, жители города Знаменска Астраханской области, приехали на своей машине в Москву в октябре 2016 года. Здесь они решили закупить товар для предпринимательской деятельности супруги. Они приехали с деньгами и проболтались об этом своему московскому другу. В какой-то момент их машину блокируют два полицейских «бобика», их самих заковывают в наручники, вывозят в Мещанской ОМВД и говорят: «Мы нашли у супруги два маленьких чека с наркотиками», — якобы это спайс, давайте деньги.

^{Видеоверсия программы}

Александр Храпов, адвокат, в прошлом сотрудник прокуратуры: В России вообще очень легко закрыть любого, давайте начнем с этого. Существует ряд статей, по которым особенно идет фальсификация доказательств: это так называемая наркотическая статья, статья о мошенничестве, которая вменяется представителям бизнес-сообщества. А также фальсификация происходит независимо от того, что человек совершил, если человека надо просто посадить.

Марьяна Торочешникова: В современной России самый простой и модный способ возбудить уголовное дело на ровном месте – это обнаружить что-то запрещенное, например, наркотики, оружие или боеприпасы.

Александр Храпов: Наркотическая статья сама по себе очень простая по доказательству, то есть достаточно обнаружить необходимое количество вещества, зафиксировать его с участием понятых либо свидетелей, после чего провести экспертизу, и, в принципе, состав преступления установлен.

Адвокат Мурад Мусаев: С оружием чуть сложнее, но тоже умудряются, некоторым товарищам кладут в карман спортивных штанов пистолеты и изымают их с пафосом, под видео.

Марьяна Торочешникова: Большинство же дел фабрикуют, не используя подбросы, это работает как-то по-другому.

Мурад Мусаев: Там есть тысяча и один способ. Самый простой – найти человека, который готов оговорить искомое лицо. Как правило, таких лжесвидетелей ищут либо среди агентуры, либо среди людей, находящихся в местах не столь отдаленных, которыми проще манипулировать, чем вольными людьми. По моим ощущениям, наверное, процентов 90 уголовных дел, где привлекаются к ответственности лица невиновные, именно так и стряпаются – с помощью зэков.

Марьяна Торочешникова: Принято считать, что большинство дел фабрикуют в полиции, потому что именно здесь расследуют преступления по так называемым «народным статьям».

Александр Храпов: У нас ежегодно ведется отчет по количеству возбужденных, раскрытых, направленных в суд дел, в связи с чем существует негласная практика по поводу того, что в следующем году не может быть раскрыто, направлено и возбуждено меньше дел, чем в предыдущем. Если вы возбудили меньше дел, значит, у вас в отделе неудовлетворительная работа, вы лишаетесь премии, начальник может получить взыскание. И в связи с этим следователи обязаны, скажем так, искать преступления, потому что всем надо подавать отчеты, всем надо подавать на увеличение бюджета, финансирования. А если вы будете раскрывать меньше преступлений, зачем тогда выделять вам больше денег?

Мурад Мусаев: Несколько лет назад в Екатеринбурге выстрелом из пистолета убили местного криминального авторитета, как говорят оперативные сотрудники. Там был ряд показаний свидетелей, в том числе очевидцев, которые описывали убийцу как «человека светлого, но вроде как не славянина», говорили «славянской внешности, но вроде кавказец», то есть было несколько таких формулировок, но не было ни одного очевидца или свидетеля, который мог бы конкретно описать искомое лицо. И вот спустя несколько лет у какого-то свердловского бандита, как говорят, дома находят фотографию, на которой изображен ряд лиц кавказской национальности, отдыхающих в горах, и все они, как один, смуглые, а один из них светлый. Оперативники нехитрым, как мы думаем, способом начали навязывать очевидцам эту фотографию: мол, вот убийца — один из них, как вы думаете, который?

Корреспондент: Ночью 28 мая 2011 года коммерсант из Екатеринбурга Ашот Арутунян возвращался домой. У подъезда к нему подбежал неизвестный и выстрелил в затылок. Следующим выстрелом убийца вынудил охранников, дежуривших на парковке, укрыться в подвале, после чего сбежал. Спустя семь лет в этом же дворе провели следственный эксперимент. В деле наконец-то появился подозреваемый.

Уральские оперативники задержали Мавсура Хасаева в январе 2018 года в чеченском городе Аргун и доставили в Екатеринбург. СМИ, не называя источники в силовых органах, сообщали, что жителя Чечни в 2017 году опознали по фотороботу, и он был знаком с людьми из криминального мира, которые поддерживали отношения с убитым коммерсантом. Однако жители родного села Хасаева в один голос выступили с заявлением: у задержанного было алиби.

Односельчанин Мавсура Хасаева: Мавсур был на похоронах. Согласно нашим обычаям, когда умирает близкий родственник, минимум неделю человек должен быть на похоронах. И он там был, все это подтверждают. Но обескураживает то, что следователи не хотят приобщить наши показания к этому делу.

Корреспондент: Акции в поддержку Мавсура прошли в нескольких городах России. За Хасаева вступились чеченские правозащитники, представители республиканского правительства. Хасаев также отрицал свою вину. Кроме того, выяснилось, что у Мавсура инвалидность, одна нога короче другой, и трясутся руки. Тем не менее, в апреле этого года следствие было закончено, и начался суд. Ключевыми в деле стали показания двух охранников – свидетелей убийства. Защита доказывала суду присяжных, что разглядеть в темноте лицо человека с расстояния в пару десятков метров, а потом опознать его через много лет очень сложно. Мавсур Хасаев был оправдан по всем пунктам. Дело об убийстве 2011 года начнут расследовать, по сути, заново.

Марьяна Торочешникова: Далеко не все дела в России рассматривают присяжные.

Мурад Мусаев: К сожалению. И далеко не всегда, даже когда есть присяжные, удается достаточно наглядно продемонстрировать, что представляет собой дело. Поэтому я считаю, что следователи и обвинители, которые не критически передают дела в суд и поддерживают обвинение в судах, нуждаются в перевоспитании.

Марьяна Торочешникова: Почему это происходило и происходит? Потому что очень хочется звезды на погоны?

Мурад Мусаев: В некоторых делах это происходит, так как есть очень серьезная воля сверху к тому, чтобы их раскрыть. А что значит «раскрыть» в понимании человека служивого? К сожалению, очень часто это значит – получить обвинительный приговор в отношении кого-нибудь, желательно виновного, но если он не обнаруживается, то уж кого-нибудь точно надо привлечь к ответственности. И мы нередко с этим сталкиваемся. А еще наши оппоненты в судах в таких делах любят говорить: «Да, хорошо, я понимаю, здесь не так, здесь не так, но почему именно он на скамье подсудимых?» И нам ничего не остается, кроме как руками разводить.

Александр Храпов: Следователь – это призвание. Человек, который совершает следствие, отказывается от многих своих любимых занятий…

Марьяна Торочешникова: Но это в идеальном мире. А мы-то живем, к сожалению, не в идеальном, а в реальном мире.

Александр Храпов: Я вам еще скажу так, что следователю, по большому счету, сейчас некогда расследовать, он пишет: постоянные отчеты, планы о том, сколько он планирует направить в суд уголовных дел в этом месяце, квартале, полугодии, году, какие дела пойдут, какие не пойдут…

Марьяна Торочешникова: На Арбате, 16 находится Главное следственное управление Следственного комитета России по Москве. В Следственном комитете рассматривают более серьезные дела, чем в полиции. Например, все преступления против личности, такие как убийство, преступления против половой неприкосновенности вроде изнасилования, а также преступления, связанные с нарушением конституционных прав и свобод граждан. Но есть одна загвоздка. Дело в том, что доказательства для следователей Следственного комитета собирают оперативники полиции, и именно поэтому следователи в Следственном комитете не любят ссориться с оперативниками, иначе те просто саботируют расследование их дел.

Александр Храпов: Мы же сталкиваемся как с возбуждением уголовных дел, так и с не возбуждением уголовных дел. И очень часто прокуратура встает на нашу сторону, когда мы пишем, что незаконно отказали в возбуждении уголовного дела, прокуратура отменяет постановления. Но следователь через месяц опять отказывает.

Марьяна Торочешникова: Это чаще всего бывает с делами, связанными с жалобами на пытки или с превышением служебных полномочий.

Александр Храпов: С чем угодно. И кампанейщина присутствует обязательно, без этого никак. У нас любой гражданин может попасть в группу риска, независимо от того, к какому социальному или экономическому классу относится. Все зависит от обстоятельств, которые сложатся вокруг тебя.

Дмитрий Сотников, адвокат: Не было никаких оснований думать, что эта ситуация может вылиться во что-то ужасное.

Корреспондент: Другими словами адвокат Дмитрий Сотников едва ли сможет описать ситуацию, в которой оказался его подзащитный Михаил Кислов. 69-летнего преподавателя по шахматам, главного тренера Воронежской федерации по этому виду спорта приговорили к 14 годам лишения свободы по обвинению в педофилии. В деле два эпизода. Во время выезда на турнир Кислов с пострадавшим вынужденно ночевали в одном номере отеля – Федерация шахмат не смогла обеспечить жильем всю сборную. Второй эпизод случился во время турнира. В перерыве между партиями пострадавший якобы попросил Кислова провести тренировку. Они взяли шахматы и ушли в номер. По версии следствия, это сопровождалось насильственными действиями сексуального характера со стороны педагога.

Дмитрий Сотников: Фактически слова против слов, слова ребенка против слов тренера, и за это достаточно высокая цена – 14 лет лишения свободы. Для человека, которому 69 лет, это фактически пожизненное наказание.

Корреспондент: Экспертиза не выявила у Кислова сексуальных отклонений, а обвинения неожиданно совпали с перевыборами главного тренера Воронежской шахматной федерации, что дало защите основания предполагать: настоящим поводом для уголовного преследования стали внутренние интриги. Сам пострадавший, которому на тот момент было 12 лет, якобы тоже был заинтересован в смене педагога: из-за плохого поведения Кислов грозился исключить его из сборной. Как правило, судьи не вызывают пострадавших на заседания по таким делам, чтобы лишний раз не травмировать, но при допросе у следователя должны присутствовать родители и детский психолог. Психиатр-криминалист Михаил Виноградов уверен, что выявить детскую ложь при повторных допросах опытные следователи и психологи способны в 99% случаев.

Михаил Виноградов, психиатр-криминалист, доктор медицинских наук, руководитель Центра правовой и психологической помощи: Ребенок не может повторить слово в слово, что он рассказывал на первом допросе, на последнем, на промежуточных. И тогда следователь все это суммирует, спрашивает родителей: «Кто учил ребенка?»

Корреспондент: Бывают, впрочем, и ситуации, где несовершеннолетнего не накручивали: они оговаривают взрослых из мести или из злого интереса. Такие процессы даже всей при своей противоречивости, как в истории Михаила Кислова, редко привлекают внимание общественности. О подозреваемых в педофилии журналисты пишут неохотно: эта статья — из разряда «грязных». Из последних исключений — дело главы карельского «Мемориала», историка Юрия Дмитриева о сексуальном насилии в отношении несовершеннолетней приемной дочери (ранее его обвиняли в изготовлении детской порнографии с ее участием). Сам Дмитриев утверждал, что вел дневник здоровья девочки для органов опеки. Экспертиза не признала снимки порнографическими, и историк был оправдан.

Юристы считают, что и следствие не всегда заинтересовано в том, чтобы критически относиться к показаниям потерпевших. Педофилия относится к особо тяжким преступлениям. Обвинительный приговор хорошо сказывается на статистике раскрываемости преступлений. Дела при этом носят закрытый характер, а все свидетели, кроме потерпевшего, как правило, косвенные.

Мурад Мусаев: Вам каждый на своем месте, если даже будет понимать всю вашу трагедию, будет говорить: «Слушай, я маленький человек, я все понимаю, но если я сейчас не подпишу это постановление о привлечении тебя в качестве обвиняемого, меня уволят, а подпишет Вася Пупкин». Ты можешь бесконечно подниматься вверх, но там везде будут маленькие люди, кроме какого-то «профессора Мориарти», который задает эти алгоритмы.

Марьяна Торочешникова: На Лубянской площади находятся главные здания Федеральной Службы Безопасности России. У ФСБ свои оперативные сотрудники, свои следователи. В их компетенции дела, связанные со шпионажем, государственной изменой, разглашением государственной тайны, терроризмом, контрабандой оружия, — в общем, очень серьезные дела. Но статистику делать тоже нужно, и иногда это получается довольно легко. Для этого достаточно, например, найти участников какой-нибудь запрещенной в России организации – Хизб ут-Тахрир или Свидетели Иеговы.

Корреспондент: В России запрещена деятельность более сотни организаций – суд признал их террористическими или экстремистскими. Примерно половина из запрещенного списка – религиозные общины и объединения, например, «Исламская партия освобождения», она же Хизб ут-Тахрир, или «Исследователи Библии», иначе – Свидетели Иеговы.

Дмитрий Михайлов, свидетель Иеговы: 20 апреля, в половине седьмого утра пришли несколько сотрудников оперативного отдела, сотрудник из отдела по борьбе с экстремизмом, сотрудники ОМОНа: всего было больше 10 человек.

Корреспондент: Дмитрий Михайлов крестился как Свидетель Иеговы в 1993 году, когда ему было 16 лет. Сегодня его обвиняют по трем статьям Уголовного кодекса – участие, организация и финансирование экстремистской организации. Участвовал ли Дмитрий в собраниях Свидетелей Иеговы? Да, участвовал. Но можно ли считать это уголовным преступлением?

Ярослав Сивульский, представитель европейской ассоциации Свидетелей Иеговы: Верховный суд, который запретил юридические лица, не запретил религию Свидетелей Иеговы и не отменил Конституцию.

Александр Верховский: Проблема в том, что, во-первых, в принципе непонятно, как отличить именно криминальную попытку не подчиниться решению суда и злостно продолжить деятельность этой запрещенной организации от какого-то другого общения внутри того же круга людей. От того, что организацию запретили, люди не исчезли, и они как были, так и остались знакомы друг с другом. Как они вообще должны себя вести, чтобы любой их разговор не оказывался преступлением?

Корреспондент: Незаконным стало считаться все: чтение и хранение Библии в переводе «Нового мира», встречи с другими Свидетелями Иеговы, помощь ближнему. Дмитрий помог семье соверующих – дал денег на операцию больному мальчику, а следствие увидело в этом финансирование экстремистской организации.

Дмитрий Михайлов: Когда я находился в СИЗО, на меня оказывали давление, для того чтобы я сам признал вину. Заключенные могут избивать других, от которых нужно получить какие-то показания, давить эмоционально, психически.

Корреспондент: Давить на членов Хизб ут-Тахрир, организации, признанной в России террористической, следователям не приходится. По уставу партии они обязаны признавать членство. Чтобы раскрыть преступное сообщество, достаточно просто узнать, где проходит встреча.

Александр Верховский: Есть, конечно, нехорошие подозрения, что из-за того, что их записали не в экстремистские, а в террористические организации, они стали удобным материалом для пополнения статистики борьбы с терроризмом.

Корреспондент: Часто следователи, по словам адвокатов, вообще не проверяют, проходил ли человек обряд вступления в Хизб ут-Тахрир, имел ли он какое-то отношение к этой запрещенной организации. В результате террористами объявляют людей, оказавшихся в ненужное время в ненужном месте.

Бахром Хармоев, правозащитник: Четыре человека, я знаю, не являются членами Хизб ут-Тахрир, а их арестовали. Они присутствовали где-то на собраниях, и этого было достаточно. Они ставят вопрос так: или ты согласен с обвинением, или дадим тебе 19-20 лет.

Корреспондент: Так в декабре 2017 года российский суд приговорил гражданина Узбекистана Рахметдина Камолова к 16 годам тюрьмы за руководство ячейкой Хизб ут-Тахрир в Москве.

Адвокат Тимофей Широков: Был некий свидетель, который ходит почти на все заседания по Хизб ут-Тахрир. Были разные дела, он приходит, говорит: «Раньше я состоял в этой организации, наблюдал таких людей, у них были такие-то функции».

Корреспондент: Сегодня в российских тюрьмах сидят сотни террористов из Хизб ут-Тахрир и экстремистов от Свидетелей Иеговы. Сколько из этих дел сфабриковано?

Бахром Хармоев: Я не закрываю глаза на настоящих террористов, но у меня такое ощущение, что они не будут этим заниматься.

Ярослав Сивульский: Порой — потом, когда они уже успокаиваются после операции, простые сотрудники говорят друг другу: «Вообще, что мы здесь делаем? Это же простые верующие, одни бабушки. Кто нас вообще сюда послал?»

Марьяна Торочешникова: На Большой Дмитровке находится Генеральная Прокуратура Российской Федерации. В России прокурор поддерживает обвинение в суде, именно он должен убедить суд в том, что человек, представший перед судом, действительно виновен. И обвинительное заключение перед тем, как суд начнет рассматривать дело, подписывает прокурор: это своего рода способ воздействовать на следствие, чтобы все было по закону. Но реальных рычагов давления на следствие у прокурора нет, и часто они приходят в суд поддерживать обвинение по делу, в котором ничего не понимают и которое видят впервые.

Может государственный обвинитель, послушав защиту, почитав материалы дела, понять, что человека нельзя обвинять, нужно отказываться от обвинения?

Александр Храпов: Может. По УПК у нас прокурор может отказаться от обвинения либо частично отказаться от него, либо переквалифицировать инкриминируемую статью, либо заявить ходатайство перед судом о возвращении дела обратно в связи с невозможностью вынесения приговора. Все это возможно, но, понимаете, прокурор, который поддерживает гособвинение в суде, это рядовой прокурор, и позиция согласовывается с руководителем. То есть для того, чтобы изменить решение о причастности или непричастности лица, прокурор должен пойти к руководителю и сказать: «Вот здесь мы что-то недосмотрели». И тогда получается, что момент возбуждения уголовного дела незаконен, подписание обвинительного заключения незаконно, и все дальнейшие следственные действия тоже незаконны. Получается, что надо привлекать к ответственности всех, начиная с оперативников, которые подготовили материал, следователя, прокурора, который давал согласие, прокурора, который подписывал обвинительное заключение. То есть всех этих лиц надо привлекать либо к дисциплинарной, либо в определенных случаях к уголовной ответственности.

Марьяна Торочешникова: Последняя из возможных инстанций в России, где можно добиться справедливости, если дело сфабриковали, это Верховный суд.

Мурад Мусаев: Есть такой адвокат по фамилии Прель, его уже довольно много лет назад задержали сотрудники ФСБ, которым, как выяснилось, он помешал, пытаясь разоблачить какие-то земельные махинации, и ему подбросили наркотики, он был приговорен к лишению свободы. Приговор был признан законным во всех инстанциях, кроме, может быть, председателя Верховного суда. И какими-то неимоверными усилиями, с помощью одного депутата Госдумы, по-моему, покойного Резника, им удалось провести ревизию этого уголовного дела. В итоге адвокат, который к тому времени отбыл уже года три в местах лишения свободы по вступившему в силу приговору, был освобожден. Жизнь у него наладилась, он успешно адвокатствует и специализируется на делах о подбросе наркотиков. А сотрудники ФСБ, если я не ошибаюсь, были осуждены за совершение должностных преступлений. Вот это как раз иллюстрация того, что ты можешь сесть, и надолго. И если не обнаружится какой-нибудь благодетель, который тебе поможет, используя какие-то политические, а иногда, очень редко, правовые рычаги, то, скорее всего, ты будешь сидеть от звонка до звонка.

Марьяна Торочешникова: Именно Артур Прель выступил в защиту супругов Полыван из Астраханской области, которых в октябре 2016 года в Москве обвинили по наркотической статье. Суд первой инстанции, несмотря на многочисленные нестыковки в деле и нарушения, допущенные во время следствия, приговорил Александру к восьми, а Юрия Полывана к девяти годам лишения свободы.

Артур Прель: Мы, конечно же, не согласились с приговором, стали его обжаловать. И Московский городской суд 18 декабря 2108 года отменил приговор суда первой инстанции. Дело в порядке статьи 237 УПК РФ вернули, минуя суд первой инстанции, сразу мещанскому межрайонному прокурору для устранения нарушений. Но там такие нарушения, которые невозможно было устранить. В связи с этим суд просто взял и освободил моих подзащитных из-под стражи без избрания меры пресечения. Люди отсидели в тюрьме 26 месяцев! Уголовное дело в отношении них до сих пор не прекращено. Они уехали к себе, спокойно живут, но находятся в подвешенном состоянии. Вы себе даже не представляете, каково это – жить с осознанием того, что у тебя над головой такой меч, который может отсечь тебе голову или посадить куда-то минимум лет на 15.