Радио Свобода писало о пытках и сексуальных унижениях в пермской ИК-9. Герой статьи освободился и рассказал нам свою историю.

Дмитрию Сергееву 31 год, 14,5 из них он провёл за решёткой. Родом Дмитрий из посёлка Куеда, что между Пермью и Уфой, его родителей лишили родительских прав, его отправили в Куединский детдом, оттуда он в 14 лет первый раз попал в тюрьму: «Первый срок – угонами занимался. Машины разбирали, продавали в автосервисы на запчасти», – рассказывает Дмитрий. В 18 лет Сергеев освободился, поехал обратно в детдом, но он оказался закрыт. По закону сиротам полагается жильё, но в очередь Дмитрия не поставили, он написал заявление в Департаменте соцзащиты, но квартиру получить не успел: «Месяц, второй без жилья жил. У друзей. Где-то приходилось снимать. На работу меня никуда не брали, я снова начал заниматься угонами, кражами. Меня опять посадили». Через три года он снова вышел, снова пошёл в соцзащиту, но его заявления на квартиру не нашли, велели писать по новой. Он написал, а через пару месяцев снова сел – за грабёж. Освободился, когда ему было 28, снова пошёл в соцзащиту, заявления опять не нашли, написал ещё раз и снова сел – за кражу. В октябре Сергеев освободился в четвёртый раз, но на этот раз уехал в Москву – при помощи ассоциации независимых правозащитников Gulagu.net, которая и опубликовала видео, на котором завхоз первого отряда в ИК-9 Алексей Лопаткин бьёт Сергеева по губам членом – переводит в касту «обиженных». Сейчас он ищет работу и жильё, в тюрьму больше не хочет.

По жизни в ШИЗО

Дмитрий Сергеев в ИК-10, декабрь 2016 г.
Дмитрий Сергеев в ИК-10, декабрь 2016 г.

«Малолетка» – колония для несовершеннолетних обычно становится криминальной школой, здесь «воровские» порядки чтут особенно скрупулёзно. «Я никогда не работал с администрацией, я шёл по жизни (то есть был «мужиком», уважал «воровские» законы. – Прим.), определённые у меня рамки были, я с ними разговаривал не как сейчас на «будьте любезны», а я с ними в принципе-то и не разговаривал», – вспоминает Дмитрий. Администрации ИК-10, где он отбывал предыдущий срок, такое поведение не понравилось. «Мне дали сначала ШИЗО 15 суток, потом ещё 15 суток и ещё. Отказывался выполнять какие-либо мне неприемлемые работы: убирать территорию, ходить с метёлкой, это не приветствовалось [среди других заключённых], потому что это административное, кто идёт по жизни, для того не должно быть приемлемым идти работать, стучать на кого-то. И мне дали переводом в СУС (строгие условия содержания. – Прим.). Я в СУСе пробыл месяцев шесть, и мне дали ПКТ (помещение камерного типа. – Прим.) на три месяца, потом ЕПКТ – год одиночки. Я приехал на «Красный лебедь» (знаменитая «красная» ИК-11. – Прим.), 8 месяцев я просидел в одиночке, потом меня привезли на ИК-13, там посмотрели моё личное дело: не, такой им человек не нужен, они меня отправили на ИК-37. Там от меня тоже отказываются, меня вывозят на ИК-40, там меня принимают и дают ПКТ опять». Затем Сергеева отправили в ИК-9, где заместитель начальника колонии по безопасности и оперативной работе («зам по БОРам») предложил ему подписать договор с администрацией и стать сексотом. «Он меня вызывает из СУСа, говорит: «Сергеев, пойдёшь ко мне работать завхозом? Прямо сейчас тебя выпущу из СУСа». Я говорю: «Нет, мне не по жизни идти работать завхозом». Зам по БОРам пообещал устроить ему «прожарку», и в июне 2014 года Сергеев оказался в ЛИУ-2 Омской области – лечебном исправительном учреждении для мужчин, зависимых от алкоголя или наркотиков. По словам Дмитрия, ни алкоголя, ни наркотиков он не употреблял, заявление на лечение его заставили написать задним числом. «Меня по алкоголю туда привезли лечиться. Там я понял, что я совершил глубокую ошибку. Там люди здоровье оставляют, – рассказывает Дмитрий. – Как мы приехали в колонию, нас выгрузили, и сотрудники с нами говорили дружелюбиво. А потом, когда проводят шмонать, они заводят в ПКТ, там продол (коридор) – что мне кинулось в глаза, там было идеально чисто, всё беленькое, в Перми у нас не так. Я понимаю, что хорошего здесь не жди. Я не знал даже, что это лечебное учреждение. За нами двери закрываются, и из камер выбегают все в чёрном, маски-шоу, реально, как спецназ, и все с дубинами. Это всё зэки были. И нас просто начали забивать. Без причины. Нас было человек 15, этих больше было. Там сопротивляться бесполезно, там сотрудники стоят, смотрят. Зэки все в масках. Они так же потом с тобой в лагере находятся, так же этап приходит: допустим, мы чай пьём, и ты – раз, резко ушёл, я не знаю, куда ты ушёл. А ты этап встречаешь, а я даже об этом не знаю. Мы друг о друге не знаем, кто где работает, это только сотрудники знают».

Брали одеяло, мочили, расстилали на полу, за один конец провод привязывали и на массу кидали к батарее, другой провод в розетку втыкали. Осужденного связывали, кидали на это одеяло

«Потом раздели полностью, поставили на растяжку, часа два нас так держали. Голыми. Потом привели нас в карантин. Всё обращение было там… То есть ломали всех осужденных изнутри. Сначала надо было сломать их внутреннее я. Всё обращение было – «пидор», там, всяко унижали, оскорбляли. Кто слово говорил, их у тебя на глазах забивали прямо, в санчасть уносили».

«Там тебя или опустят, или электричество приматывали к интимным местам, или брали одеяло, мочили, расстилали [на полу], за один конец провод привязывали и на массу кидали к батарее, другой провод в розетку втыкали. Осужденного связывали, кидали на это одеяло. Ожогов никаких не остаётся, а он, как змея, ничего сделать не может. Или в ведре топят, люди сознание теряют, их откачивают и снова туда. Рвут связки на руках, люди кружку взять не могут. У меня человек был, он вот так вот [двумя руками] кружку брал и пил через трубку».

«Унижали сексуально, это всё на глазах [у всех]: кого-то в толчок головой засунут, кому-то членом по губам водят, по лицу. Это всё делают зэки. Сотрудники там на тебя даже голос не повышают, я вообще их редко видел».

«Я помню, приехала комиссия серьёзная московская, по правам человека, ещё кто-то. Вся колония так построена, стоит. Начальник вышел, Коневских, зам по БОРам Гордеев вышел (Василий Гордеев сейчас занимает пост начальника ЛИУ-2. – Прим.), и он прямо при комиссии говорит: «Жалобы у вас есть? Вот, к вам приехали, жалуйтесь, но знайте: они уедут, а вы останетесь». Разворачивается и уходит. Эти спрашивают: «Жалобы есть?» Зэки: «Никак нет», – в один голос».

Они там стоят и во всё горло кричат ПВР – правила внутреннего распорядка. Целый день

Лечения при этом, по словам Сергеева, никакого не было: «Чтобы кого-то там лечили, чтобы кому-то давали таблетки, я не видел. Я задавал вопрос, а они говорят: «Мы тут можем лечить и воздухом».

Дмитрий подписал договор о сотрудничестве, остаток срока проработал завхозом. «Когда я пришёл в СУС, они там стоят и во всё горло кричат ПВР – правила внутреннего распорядка. Целый день. Только промежуток у них на прогулку. Прогулка была простая: вышли, построились по три человека в ряд и маршируют. Я не могу дать тебе сигарету. Я должен был подойти к завхозу: разрешите обратиться; разрешите, я дам ему сигарету, или разрешите, я чаю с ним попью. Я когда туда пришёл, я всё это отменил. Они у меня читали ПВР только два часа в день, с 9 до 11. Раньше они смотрели один канал – новости. Я начал им DVD включать, они начали фильмы у меня смотреть, чифир пить, курить, давать друг другу сигареты. Главное, чтобы была чистота и порядок. Я им говорил: «Визуально всё создаём [на случай проверки]».

Тюрьма не по карману

Когда Сергеев получил свой последний срок, он сначала попал в пермскую ИК-40, работал там завхозом столовой, но потом из-за конфликта с «блатными», которым он отказывал в продуктах сверх нормы, его перевели в злополучную ИК-9. Тут он сразу стал завхозом первого отряда, впрочем, с этой должности его сместили, когда в колонию попал тот самый Алексей Лопаткин. «Сидит он по 162-й [разбой], он и раньше работал погонялой: ломал осуждённых, избивал, опускал. Он приехал с ИК-10, его вывезли по безопасному месту. У него там конфликтная ситуация возникла, он там тоже опускать начал людей, и до блатных дошло, его пришлось вывезти, а то бы бунт начался».

Дмитрий Сергеев после освобождения
Дмитрий Сергеев после освобождения

Вся жизнь в ИК-9, по словам Сергеева, построена на поборах. Хочешь спать на нижней шконке – заплати 1500 рублей в месяц, 500 рублей в месяц – за пользование мобильником. Телефоны время от времени изымают при обысках и продают через завхозов отрядов, сам Дмитрий дважды покупал телефоны у завхоза Лопаткина. Если кого-то наказывают за найденный телефон, в протоколе пишут другие причины: нарушение формы одежды или курение в недозволенном месте – чтобы избежать расследования того, как этот телефон попал в колонию. 6 октября осуждённый Мамаев залез на обзорную вышку, откуда угрожал спрыгнуть, если в колонию не приедет прокурор. «Там башня высотой с девятиэтажку, – рассказывает Дмитрий, ставший свидетелем инцидента. – Он слезет на половину, кричит, потом обратно залезет. Он кричит про коррупцию: что я покупаю у завхоза сотовый телефон, мама отправляет последние деньги с пенсии, чтобы я был с родными на связи, тут же через два дня приходят сотрудники, у меня его забирают. Его должны уничтожить, а завхоз его просто продаёт другим. На этой почве он залез. И деньги у него вымогали. Прокурор приехал, они договорились, написали отписку, что он больной, его в психушку утащили».

Готовят грязно, постно. Кожура от лука, чешуя, картошка практически не чищенная

2000 рублей в месяц стоит дополнительное питание, впрочем, по словам Сергеева, «лишние» продукты – с кухни, те, что не доходят до тарелок заключённых. «Кормят плохо. Приходишь в столовую, там вонь стоит, невозможно есть. Готовят грязно, постно. Кожура от лука, чешуя, картошка практически не чищенная. Каша по утрам овсяная, тоже не чищенная, с камнями, хрустит на зубах. Привезли, допустим, мясо. Хорошее мясо вырезают, в сторону убирают. Кости в общий котёл кидают, а хорошее мясо на мясорубках проворачивают, котлеты делают, беляши делают, это всё продают осужденным», – рассказывает Дмитрий. Для оплаты используется Киви-кошелёк. По словам Дмитрия, завхоз столовой, его земляк, за время отсидки успел построить на родине двухэтажный дом. Сергеев уверяет, что жаловался на ситуацию с питанием начальнику ИК-9 Селиму Абдурахманову, но тот посоветовал ему не лезть не в своё дело.

Деньги собирают или «блатные», или завхозы. В частности, в отряде Дмитрия эта обязанность лежала на Лопаткине, с которым Дмитрий пользовался одним Киви-кошельком. По его словам, только в сентябре через этот счёт прошло около 97 тысяч рублей, Лопаткин выводил их на другие счета, но Дмитрий не сохранил номеров телефонов, чтобы можно было понять, есть ли среди получателей сотрудники колонии. Всю информацию о переводах Сергеев рассказал на допросах, в том числе сотруднику УСБ ФСИН подполковнику Швецову. Уголовного дела по данным фактом возбуждено не было, ГУФСИН пока ограничилась проверкой.

Завхоз погоняла

Они с утра ушли и работают до 12 часов ночи, до полпервого, и реально работают. Если откажутся, им будет очень плохо

Завхоз Лопаткин стал массово переводить заключённых в касту «обиженных», с которыми другие заключённые, «мужики» и «блатные», не могут вступать в физический контакт (хотя их дозволено бить и потенциально можно даже изнасиловать), живут они в том же бараке, но в отдельных секциях. «Для меня это ад. Они выполняют всю грязную работу: территории чистят, канализацию чистят, уборки на них. Запретные зоны чистят, они постоянно грязные, постоянно умотанные, они с утра ушли и работают до 12 часов ночи, до полпервого, и реально работают. Если откажутся, им будет очень плохо. Будут бить, создавать какие-то плохие условия. У них есть смотрящий за петухами, который это всё будет делать. Они работают за УДО, просто молча работают, это как рабсила». Обычно в эту категорию попадают те, «кто на воле баловался гомосятиной», впрочем, куннилингус на зоне считается таким же тяжким проступком. Можно скрывать свою ориентацию, но если информация просочится, тебя отправят в «петушатник», предварительно избив.

Алексей Лопаткин
Алексей Лопаткин

Осуждённые за сексуальное насилие, по словам Сергеева, обычно оказываются между «обиженными» и «мужиками»: «Ему просто говорят: «Живи своей жизнью, не лезь к мужикам, не лезь к петухам, но приноси какую-нибудь пользу в общую массу». Это если они виновны: тюрьма отвечает российским реалиям и по всем «стрёмным» статьям «блатные» проводят своё следствие – смотрят приговор, экспертизы. «Экспертизы, допустим, есть, не было там, допустим, полового сношения, а его всё равно судят и дают ему 13 лет. На одних словах. Такие есть. Сразу видно, что липа какая-то. И таких много, я могу перечислить даже фамилии», – говорит Дмитрий. Алексей Лопаткин этими правилами пренебрёг и стал отправлять в «обиженные» всех осуждённых по 131-й и 132-й статьям УК, так что если в обычном отряде в 100 человек обычно есть человек 15 «обиженных», то в первом отряде Лопаткина на 190 заключённых «обиженных» было 46. Все свои действия, по словам Дмитрия, завхоз Лопаткин согласовывал с замом по БОРам Сергеем Пантелеевым, в том числе решение о «переводе в обиженные» самого Дмитрия – за то, что жаловался начальству на вымогательство.

Они сначала бьют, а потом спрашивают: «Ты Лопаткин?» – «Нет, не я», – «Что ты обманываешь?»

Основной сдерживающий фактор здесь не законодательство РФ, а воровские правила: главное, чтобы «блатные» не узнали, поэтому почти сразу после экзекуции Сергеева поместили в психиатрическое отделение, снова попросив его написать заявление с просьбой о лечении. Сергеев отказался, а видеозапись его унижений, сделанная для отчёта перед начальством, всё равно попала к «блатным». 22 сентября, на следующий день после издевательств над Сергеевым, они вломились в барак первого отряда и стали избивать всех подряд: «Они были в состоянии алкогольного опьянения. Они сначала бьют, а потом спрашивают: «Ты Лопаткин?» – «Нет, не я». – «Что ты обманываешь?» Они переломали там много народу, телевизор [который я купил] сломали о голову заключённого Волкова, его в реанимацию потом увезли. А Лопаткин закрылся в карантине. Когда они им сказали, что он в карантине, они пошли все в карантин. Там сидит всегда сотрудник администрации. Ему говорят: «Открывай», он говорит: «Не открою». Там железная дверь, можно только изнутри открыть. Они давай ломать дверь. Там [вместе с ними] находился зам по БОРам Пантелеев, это он всё видел. Пантелеев говорил: «Мужики, успокойтесь, пожалуйста, хватит, хватит». Они ему отвечали: «Ты до этого довёл, во всём виноват ты». Сергей Пантелеев, видя, что карантин не отстоять, попытался договориться с лидером группы «блатных», что дверь откроют, но зайдёт туда только один человек. Лидер пообещал, дверь открыли, но внутрь ворвалась вся толпа, Лопаткина сильно избили. После его этапировали в другую колонию. По словам Дмитрия, он теперь «сидит в петушатнике», а процедуру «опускания» самого Сергеева «блатные» признали юридически ничтожной.

Суицид свидетелей

После того, как видео обнародовала ассоциация Gulagu.net, сначала было возбуждено уголовное дело в отношении завхоза Лопаткина и его помощников, а потом и против «неустановленных должностных лиц» в ИК-9 – но только за халатность. Ситуация в самой ИК при этом, судя по всему, мало изменилась: 15 октября заключённый из касты «обиженных» Иван Жужгов повесился на швейном производстве в колонии. По сведениям источников интернет-издания 59.ru, в день суицида он должен был расплатиться с «блатными» по карточному долгу. Дмитрий рассказывает, что Жужгов всегда был спокойным и крайне вежливым человеком: «Они на швейке реально получали копейки. Он ко мне подходит, я знаю, что у него зарплата в этот день, а он подходит, просит чай. Отказа в насущном никогда не должно быть: в сигаретах, в чае – неважно, кто ты. Я никогда не отказывал. Если у меня есть, я давал. Я ему говорю: «У тебя ж сегодня зарплата?» Он говорит: «Мне даже на пачку сигарет не хватает, вот зарплата».

17 октября новое ЧП – заключённый Фистов вскрыл себе вены. «Это свидетель по моему делу, – говорит Дмитрий. – Его по всем вопросам допрашивали. Сам он тоже обиженный, он хотел давать показания против начальника, против них всех. Он реально не боялся, говорил: «Я скажу всё, [пусть] меня только вызовут». Управление ФСИН по Пермскому краю обвинило Фистова в демонстративном шантаже, заявив, что жизни его опасность не угрожает.

Другие, менее смелые осуждённые, предвидят возможные последствия и показания против администрации давать опасаются: «Я перед освобождением подошёл, спросил: «Почему вы молчите?» Они мне: «Дим, ты понимаешь, мне ещё два года сидеть, мне ещё 9 лет сидеть. Если бы нас куда-то вывезли с данной колонии, мы бы дали все показания», – ответили ему. Вывозить и допрашивать свидетелей никто пока не собирается. Как и менять систему.

 

https://www.svoboda.org/a/30232211.html